Дерзкое поведение Ивара Дартуа привело к тому, что как-то утром обитатели Кавардийского замка проснулись от звуков трубы герольда.
Спросонья Ивар и Стефания поначалу не поняли, в чём дело, но испуганный крик служанки сквозь дверь: 'Его светлость!' расставил всё на свои места. Оба тут же соскочили с постели, принялись одеваться.
Встречать отца отправился маркиз, а виконтесса с помощью служанки спешно приводила себя в порядок, одновременно пытаясь умыться и избавиться от 'вороньего гнезда' на голове. На принятие ванны времени не было, Стефания просто ополоснулась в нужных местах и, на ходу завязывая ленты чепца и оправляя лиф платья, поспешила вниз.
Герцог, положив ногу на ногу, сидел в нижнем зале в окружении свиты. Перед ним, как нашкодивший ребёнок, стоял Ивар. Правда, выглядел он иначе - ни капли раскаянья, вызов в глазах. Но отец не давал ему открыть рта, загибая пальцы, перечисляя все прегрешения.
- Вы не имеете права жениться без моего дозволения. Вы Дартуа, и вы будете мне подчиняться, хотите вы этого или нет. Я ваш сюзерен. Учти, Ивар, я не шучу, говоря о тяжких последствиях. В первый и последний раз даю тебе шанс объясниться. В первый и последний раз приезжаю лично, а не посылаю офицера. Иногда мне кажется, что застенки пошли бы тебе на пользу.
- Я женюсь на Стефании Сибелг, и это не обсуждается. Вы хотели внуков - вы их получите. Она теперь свободна - чего вам ещё надобно?
- Достучаться до твоего разума.
Заметив Стефанию, Лагиш встал и направился к ней. Пытавшего преградить дорогу маркиза отстранил, велев ждать здесь. Ивар заскрежетал зубами, но подчинился.
Перепуганная виконтесса застыла в низком реверансе, боясь поднять голову. Она будто съёжилась, ожидая раскатов гнева герцога. Щёки пылали, сердце бешено колотилось - а в голове крутилась мысль о неряшливом внешнем виде.
- Я желал бы переговорить с вами, - герцог протянул Стефании руку и, видя, что она не двигается с места, сам взял под локоть. - Где-нибудь подальше от посторонних ушей.
- Конечно, Ваша светлость, - с трудом выдавила из себя виконтесса.
Странно, но сейчас она боялась его больше короля и покойного Ноэля Сибелга.
На негнущихся ногах, стараясь держать лицо и спину, Стефания повела Лагиша наверх, на второй этаж.
- Он живёт с вами?
Виконтесса не сомневалась, что речь об Иваре, и кивнула. В тоне герцога не слышалось осуждения, но ей почему-то стало стыдно.
- В одной комнате, как муж с женой?
Стефания сглотнула и кивнула. Стыд полностью овладел всем её существом, будто двенадцатилетней девочкой, а не двадцатиоднолетней женщиной. Вспомнились смятые грязные простыни в спальне, и стало противно.
- Насколько я знаю, он сделал вам предложение. Вы приняли его?
Виконтесса снова кивнула и провела герцога в одну из отремонтированных комнат второго этажа. Но внимание Лагиша привлекли недовольные крики Августы, которую кормилица пыталась насильно уложить в колыбель. Не спрашивая разрешения, он заглянул в детскую.
Кормилица, выпустив ребёнка, застыла в глубоком поклоне, а Августа замолчала, во все глаза уставившись на незнакомого дядю.
- Ваша копия, миледи, только гораздо шумнее.
Стефании показалось, или он улыбнулся девочке? Трудно сказать - сейчас улыбки на лице не было.
- Простите её, она ребёнок, - виконтесса подала знак кормилице угомонить Августу.
- И заметно подросший. Что ж, дай ей бог здоровья.
На этом интерес к девочке был исчерпан.
Разговаривали в полупустой комнате, из которой Стефания планировала сделать гостиную. Пока из всей мебели там стояли лишь пара стульев. На одной из стен, диссонируя с обстановкой, висела шпалера.
- Небогато живёте, - покачал головой Лагиш. - Присаживайтесь.
Виконтесса возразила, что не может сидеть при Его светлости. В итоге оба остались стоять.
Беседа началась с долгого молчания, которое прервал герцог.
- Миледи, вы кажетесь мне разумной женщиной, - устало произнёс он, облокотившись о спинку стула. - И сами знаете, что есть два пути…
- Отступить или стать любовницей? - отвернувшись, ответила Стефания.
На глаза навернулись слёзы. Мир в который раз рушился, опуская с небес на землю.
- Не подумайте, что я считаю вас неподходящей парой для сына, просто речь о наследниках герцогства, а это налагает определённые обязательства.
Виконтесса кивнула, тайком утирая глаза. Она всё поняла и сегодня же объяснит Ивару, чтобы тот отступил. Его суженная - та принцесса, а не какая-то Стефания Эверин, вдова-отравительница, мать бастарда принца. Какая из неё герцогиня? Разве такие рожают наследников престола, пусть даже местного? Её кровь против крови Дартуа… Нужно знать своё место.
Лагиш ещё что-то говорил: кажется, убеждал сломить упрямство маркиза, отговорить от осенней помолвки, но Стефания не слышала. В ушах звучал собственный скорбный голос, травивший душу, а глаза застилали слёзы.
Она сделает всё, как он скажет, беспрекословно подчиниться, разгладит складки на лбу. Герцог и его герцогство не должны страдать из-за неё, мелкой дворянской шлюшки, которая гордиться должна, что с ней говорят на равных, а не приказывают. А ведь Лагиш волен был приказать, выдворить её из Каварды, назначить Августе другого опекуна, а её, Стефанию, лишить прав на дочь за аморальное поведение. И закон на его стороне, пожаловаться она никому не сможет, да и не станет.
Потом реальность вновь вошла в сознание, и, испугавшись, что больше никогда не слышит его голоса, виконтесса начала вслушиваться в слова, стараясь запомнить хоть что-то, что потом можно будет вспоминать. Она предчувствовала, что в краткие или долгие моменты до сна хоть раз воскреснет в голове этот бархатистый тембр.